14 ноября 1963- 30 декабря 2019
Наталья Боровская
Очень сложно поверить, что Риты Левченковой с нами больше нет. В последние годы мы с ней общались в статусе прихожанок храма св. Людовика, но около 10 лет сотрудничали во французском хоре. Рита пришла к нам в середине девяностых, уже имея серьезный опыт церковного хорового пения. Она работала еще в первом составе, который создавался во времена возрождения в России католических структур, а до этого пела в православном коллективе. Экуменическое начало было в ее духовной жизни очень сильным. Рита знала и ценила православные богослужения, и когда мы время от времени включали православные песнопения в свой репертуар, помогала в очень непростом деле – разучить церковно-славянские тексты с нашими иностранными певчими (а во французском хоре в разное время пели сестры-ассумпционистки из Румынии, африканцы, бельгийцы и, разумеется, французы).
Мне как регенту она сразу понравилось: симпатичная, интеллигентная, любящая музыку и, что чрезвычайно важно – дисциплинированная. Голос – негромкий, но красивый по тембру альт, за плечами – детская музыкальная школа, значит – свободное пение по нотам и развитый слух. Одним словом – бесценный хоровой кадр! Человеческое и музыкантское у Риты тесно переплетено в характере. Не имея серьезного музыкального образования, она была прирожденным хористом по натуре: умела слушать своих соседей и интуитивно приспосабливать тембр своего голоса к звучанию группы, следила за чистотой интонации, разучивала партии дома (что для непрофессионала, занятого на работе и в семье, очень нелегко). Ей не нужно было объяснять, что на репетиции нельзя разговаривать во время пения, что когда регент работает не с твоей группой, надо не газету читать, а слушать, вникать в другую партию, чтобы потом при совместном пении она не сбивала и не создавала затруднений для слуха, наконец, что на Мессе нужно не «впадать в экстаз» с закрытыми глазами, а петь по руке. Сдержанная, уравновешенная, всегда внимательная в ходу работы и – мягкая, открытая к общению, с юмором, способная понять других. Такой я помню ее по совместной работе. Церковный хор обладает одним неоднозначным свойством – в нем все знают, как надо. Причем, чем труднее человеку отличить ноты друг от друга, тем эти знания глубже. Регенту это время от времени уменьшает число нервных клеток. Рита в этом плане была замечательным исключением; она, может, и знала, как надо, но предпочитала не «качать права», а сотрудничать. В любой по-человечески сложной ситуации я всегда могла на нее положиться. «Блаженны миротворцы» – это про нее. У хористов время от времени могло возникать межличностное напряжение – в любом коллективе это неизбежно, так жизнь устроена – но вокруг Риты всегда был мир, и она всем нам была рада.
Сказать, что ее собственная жизнь была легкой, я не могу, проблемы у нее были и довольно серьезные. Но пока существовал наш хор, она умела в трудные моменты опереться на духовную поддержку, которую всегда дает служение Богу. А она Ему в хоре по-настоящему служила делом: сосредоточенная и скромная, всегда была на своем месте и хорошо пела.
Рита всегда поддерживала наше «неурочное» общение. После репетиции, когда хотелось посидеть в кафе и просто поболтать или, наоборот, поговорить о чем-нибудь серьезном, она всегда была с нами, и ей это было очень важно. Она любила людей. И не только. Ее огромной слабостью были кошки. Когда начался понтификат папы Бенедикта XVI, я в шутку ей советовала срочно все бросить и переезжать на ПМЖ в Ватикан, потому что Святому Отцу, также очень любящему кошачью братию, нужен соратник. Дома у нее всегда было несколько котов, она их обожала, а когда у меня погиб кот, так плакала, словно у нее самой случилось несчастье. Я ее как-то спросила, как она со своим мягким поэтичным характером работает на прагматичных бухгалтерских должностях. На это она мне отвечала, что к финансам ее еще со школы привела любовь к математике. «Математика – священная наука», – она часто это повторяла. Может, от математического склада ума у нее была и ответственность в подходе к музыке.
После окончания работы хора мы все постепенно разошлись. И хоть окончательно мы друг друга не потеряли, общаемся мы крайне мало. Теперь, когда Рита так неожиданно ушла, я об этом жалею. Последний раз мы виделись в храме св. Людовика накануне Рождества, помахали и улыбнулись друг другу, но поговорить не успели – я только увидела, что она встала в очередь на исповедь. Слава Богу, что до последнего она смогла быть с Ним!…
Ольга Ковалева
Мне очень тяжело писать о Маргарите в прошедшем времени. Рита (она любила, когда ее называли Марго) – моя старинная школьная подруга, мы общались более сорока лет и много пели вместе в разных церковных хоровых коллективах: около двух лет – в православном концертном хоре, потом в католических. Работали и в кафедральном соборе, и в двух составах хора храма св. Людовика (под руководством Ирины Оболонской и сестры Валентины Новаковской). Именно Марго на рубеже 1980-90-х годов привела меня в костел. Она выбрала конфессию еще во время учебы в Финансовом институте – поехала во Львов и приняла там Крещение. Трудно сказать, что повлияло на ее выбор, все в ее семье были православными. Ее брата крестили в детстве, а ее почему-то – нет. Но я знала, что любые сцены католических богослужений в кинофильмах, латинский язык и особенно орган всегда вызывали у нее огромный интерес. Она даже хотела научиться играть на органе, после концертов подходила к инструменту, чтобы рассмотреть его устройство. Тяга к церковным службам у нее всегда была очень велика, она их прекрасно знала, много мне о них рассказывала, разъясняла и отвечала на большое число моих вопросов – я в те годы не знала и не понимала католическую литургику. В храм мы пришли в эпоху пробуждения интереса к религии в нашей стране. Мы росли в условиях запрета на все христианское, когда для концертного исполнения в церковной музыке даже тексты переделывали – помню, как в песнопении В. С. Бортнянского «Единородный Сыне» мы – детский хоровой ансамбль – должны были петь: «Славу поем мы солнцу»…Помню, что свою первую Библию я купила как раз в те годы, в «Людовике», в книжной лавке. Именно Рита привела меня во французский хор к Наташе Боровской, чему я была очень рада. Прекрасный репертуар, знакомство с очень интересными людьми, поездки, паломничества – до сих пор мы все друг с другом общаемся.
Маргарита была очень ответственным человеком, всегда работала на сложных должностях, связанных с финансами. Слова «это надо» – ее главный жизненный принцип. Она умела дружить, на нее всегда можно было положиться, любое дело она доводила до конца и на любую просьбу отвечала. Ее большой любовью были животные – она всегда была волонтером, многих «братьев меньших» пристроила в хорошие руки, покупала им корм, брала к себе на передержку (даже, когда у нее были денежные проблемы). Но в последние годы произошел какой-то надлом. Она уволилась с работы, стала замкнутой, неохотно шла на общение. Возможно, у нее началась глубокая депрессия, которая привела ее и к духовной, и к социальной изоляции.
Мы могли встречаться с ней только раз в год, т.к. я уже 11 лет живу в Австрии. У нее была ранимая душа – как у ребенка, она легко обижалась по пустякам и плохо принимала действительность, больше жила воспоминаниями. Большим утешением для нее было общение с соседкой Галиной, верующей православной женщиной. Рита говорила, что она ей, как мать. По словам Галины, в последние три дня они много говорили «по душам», и Рита хотела выбраться из депрессивного состояния, изменить свою жизнь…но не успела. Тяжело сознавать, что в последние минуты она оказалась в полном одиночестве – может, ей можно было помочь, вызвать Скорую помощь, дать лекарство? Но смерть была такая быстрая, что, возможно, она и не поняла, что ушла. Сердце не выдержало – значит болело, значит было уже истощено… Слава Богу, что удалось найти ее родственников и, благодаря, Ольге Карповой (которая пела во французском хоре и в момент смерти Риты находилась в Лондоне) связаться с теми, кто ее знал в Москве. Наталья Боровская организовала заупокойную Мессу. Рита чистый, честный, очень справедливый человек. Светлая ей память!
Фотографии Ольги Хруль